ДНЕВНИК С 27 мая 1903 г. по 6 июня 1903 г. (стр. 2)
Вчера приехал Вогак, и я с ним занимался утром и вечером.
Я продолжаю питать к нему доверие и симпатию. Он работал со мною в Главном Штабе, и уже тогда с 1889 года у нас установились добрые отношения. Это умный и даровитый работник, но прослужив непрерывно 11 лет на Дальнем Востоке, он сузил свой горизонт и стал, конечно, придавать преувеличенное значение тому, что видел, и тому, что перечувствовал.
Вогак кроме изустных разъяснений передал мне следующие письменные документы:
1) свою записку, которой государь придал серьезное значение, под заглавием: «Значение договора 26 марта 1902 года в развитии вопроса о Манчжурии»;
2) отчет об особом совещании 7 мая 1903 г.15 под высочайшим государя императора председательством;
3) записку адм<ирала> Абаза16 к совещанию 7 мая;
4) программу для Японии.
Записка Вогака составлена очень хорошо и под нею за исключением последней страницы можно подписаться. Он прав в большинстве случаев там, где делает диагноз положению. Он не прав там, где (на последней странице) предлагает лекарство от болезни.
Лекарствами он считает:
1) прекращение политики уступок, которая опасна именно потому, что может привести нас к войне;
2) надо дать понять державам, что, очищая Манчжурию согласно договору 26 марта 1902 г., Россия не намерена, однако, уступать там кому-либо своего места и что мы готовы поддержать это решение с оружием в руках;
3) но готовность эта должна быть действительною, и к немедленному установлению таковой должно направить все наши усилия. Неизбежные при этом жертвы сторицей окупятся.
Когда я попросил Вогака определеннее высказываться о нашей боевой готовности на Дальнем Востоке и определить, хотя <бы> приблизительно, что же мы должны сделать, дабы поднять нашу готовность на требуемую высоту, то Вогак оказался не приготовленным к этому вопросу. Никаких подсчетов сил наших и сил наших противников он не делал и указать мне, какое же число батальонов, батарей и сотен нам надо еще прислать на Дальний Восток, не мог или не хотел сказать. Последнее мало вероятно. Ему казалось, однако, совершенно правильно, что положение Порт-Артура пока не обеспечено, и, кроме того, он высказывал мысль, что японцы не могут сделать высадки одновременно всеми силами и что потому мы должны стремиться иметь достаточные силы для отражения первых эшелонов.
Я долго с ним говорил о задачах военного ведомства не только на Дальнем Востоке, но и на западе. Указал на тяжкие наши недочеты на западе, указал, что опасность России и императорскому трону грозит с запада, а не с востока, что с запада собираются грозные тучи, что и в России не спокойно, что поэтому при ограниченности денежных средств, коими Военное министерство будет располагать в следующее пятилетие, я не выполню своего долга перед государем и родиною, если не буду горячо отстаивать увеличение нашей боевой готовности на западе, как то уже было преднамечено самим государем. Что расходование сил и средств, кои нужны России, чтобы твердо стать на Висле, Нареве, Немане, в юго-западном крае, будет роковою ошибкою, за которую мы можем тяжко расплатиться. Что нельзя нам играть в руки вероятных врагов наших. Что Вильгельм17 и вся Германия радуются каждой новой затрате России на Дальнем Востоке, ибо, ослабляя себя этим на западе, мы вместе с сим теряем постепенно право на голос в европейских делах, подобающий России как великой европейской, а не азиатской державе. Но восторг Германии, Англии, Америки, Австрии, Италии, Швеции, Турции будет неописуем, если мы ввяжемся в войну с Японией. Одним ударом получится два важных результата: ослабление России и ослабление Японии. Мы, конечно, выйдем победителями, но жертвы, нами принесенные, будут так громадны, что мы на западе станем тоже очень ослаблены и с нами можно будет перестать стесняться. Япония, которая должна неизбежно сцепиться в довольно близком будущем из-за экономических, важных и жизненных для нее причин с Англиею, Америкою и даже Германиею, сцепится с нами из-за лишь фиктивно важных для нас интересов. Мы своими руками вытащим каштаны из огня для других и можем порядочно испортить если не руки, то пальцы на руках...
Я выражал ему полное свое убеждение, что ни Безобразов, ни он, конечно, не желают зла России, а расходование наших небольших средств по военному ведомству на дальнейшее усиление нашего положения на Дальнем Востоке, откладывая еще на неопределенное время удовлетворение наших главнейших для России и вопиющих нужд на западной границе, и будет этим злом для России. Поэтому, если государем будет решено произвести дальнейшие усиления войск и увеличение военных средств по сухопутному ведомству сверх предположений, уже существующих на предстоящее пятилетие, то для сего надо приискать и новые, сверх предположенных по предельному бюджету, средства. С этим мнением Вогак вполне согласился. Из депеши ген<ерала> Сахарова18 видно, что и Безобразов держится того же взгляда, но что Витте говорил Сахарову, что непредвиденные расходы по Дальнему Востоку должны быть отнесены на предельный бюджет.
По экономическим вопросам Вогак признал себя вполне не подготовленным. Это дело ведет, по его словам, Безобразов. Вогак сказал, что Безобразов пользуется большим доверием государя и что с этим надо считаться, но что Безобразов не упрям и доступен убеждениям своих противников и он, Вогак, охотно берется служить буфером, дабы Безобразов не зарывался по военным вопросам. Вечером Вогак откровенно сказал мне, что он весь день думал об нашем разговоре, согласен, что он, служа 11 лет на Дальнем Востоке, стал несколько односторонне смотреть на вещи и дела и что он сожалеет, что поместил в конце своей записки указанные выше предложения.
По второй записке, составляющей отчет о заседании 7 мая, Вогак признал, что заседание это не пришло ни к каким результатам, что никого оно не удовлетворило, все чувствовали себя не по себе. Особенно гр<аф> Ламздорф считает себя обиженным таким поворотом дела, при котором Министерство иностранных дел является обвиненным в создании, путем уступок, такого положения, из которого приходится выходить ценою чрезвычайных усилий и чрезвычайных жертв. Ламздорф считает свое положение пошатнувшимся, и, быть может, ему придется поставить «вопрос о доверии», т. е. уйти. Витте старается сойтись с Безобразовым на почве экономических начинаний первого, но и в заседании наиболее энергично указывал на возможность при «новом курсе» войны с Япониею.
Вогак предполагает, что будут, вернее уже были, еще совещания и что мне по телеграфу должны передать новые решения.
Относительно наиболее тревожного для меня вопроса: как надо понимать выражение в депеше ад<миралу> Алексееву о точном соблюдении договора 26 марта 1902 г., есть ли это выражение только временного характера, и лишь по форме или и по существу. Его величество пришел к заключению в необходимости точного соблюдения договора и по вопросу об очищении от войск Манчжурии. (Я напомнил при этом о противоречии сего решения с решением по экономическим интересам.) Вогак выразил мнение, что и государь должен иметь сомнения относительно возможности выполнения, и при том точного, договора 1902 года, но что он связан своим словом и, пока обстоятельства не изменятся, государю нельзя иначе выражать свою волю, как в той форме, которая дана в депеше к Алексееву, но что и его величество безусловно неизменного значения вопросу о неизбежном очищении от наших войск всей Манчжурии не придает. Это заявление меня обрадовало и успокоило.
Относительно записки Абаза можно сказать, что она написана горячо все на ту же тему наших уступок и об их опасности.
В программе для меня переговоров с государственными людьми Японии, которым я должен буду придать частный характер, я должен буду:
1. Признать, что Япония сделала большие успехи по всем отраслям, не исключая и военной.
2. Признать, что Японии предстоит известная будущность среди государств Дальнего Востока, но лишь при условии правильных отношений к России (не употреблять слово «соглашение»).
3. Указать, что внешняя политика Японии, ее союз с Англиею19, постоянное бряцание оружием, постоянные протесты против самых законных действий России, несдержанность и тенденциозность прессы ведут к совершенно противоположным результатам.
4. Напоминание об огромных жертвах, принесенных Россиею на Дальнем Востоке. Жертвы эти принесены и для пользы других. Россия имеет законное право если не вернуть затраченный капитал, то обеспечить получение на него соответствующих процентов.
5. Указать на легальный путь для сего, выразившийся в заключении договора 26 марта 1902 г. Напоминание о безусловном праве России объявить в 1900 году войну Китаю (нападение на Благовещенск)20 со всеми последствиями этого.
6. Подтверждение, что мы исполним этот договор, если другие державы тому не помешают.
7. Напоминание, что страстное, ничем не оправдываемое отношение некоторых держав, и в их числе и Японии, к нынешним действиям России может замедлить выполнение договора, ибо мы не можем допустить, чтобы эвакуация Манчжурии, начатая по собственному желанию России, получила вид акта, вынужденного посторонним давлением.
8. Указать, что это страстное и никакими серьезными причинами необъяснимое отношение Японии к действиям России препятствует последней надлежащим образом отнестись к жизненным интересам Японии, которых Россия не намеревалась отрицать или игнорировать (воздержаться, однако, от обсуждения Корейского вопроса21).
9. Выражение уверенности, что Япония употребит все усилия к поддержанию правильных, добрых соседских отношений с Россиею.
